Мордой в лужу. Тупой, жаждущей крови мордой в холодную вонючую лужу, пока один вид спускового крючка не начинает вызывать у меня тошноту. Это же Глеб! Я ж с ним водку пил! Я же…
Ползу в обход. Куртку и брюки после всего придется выбросить, руки обросли липкой грязной коркой, шнурок на левом ботинке норовит развязаться. Неврастеник чертов!
Осторожно высовываюсь из-за очередной балки. Вот он, скотина, стоит в пол-оборота ко мне. Кладу оружие на балку, дабы не войти во искушение, и тихо встаю. Глеб меня не видит, я захожу сзади, один шаг, другой – и тут какая-то железяка радостно звякает у меня под ногами. С перепугу я опережаю обернувшегося Глеба, его секс-бластер летит в бурьян, и мы лихо шлепаемся навзничь. В следующий момент я слышу хриплое шипение, переворачиваюсь на спину и обнаруживаю над нами, метрах этак в пяти, малосимпатичную оскаленную слюнявую пасть с вызывающими уважение зубками.
Вообще-то на реакцию я не… Какая, к черту, реакция, когда все слова, которые я собирался выпалить Глебу, застряли у меня в глотке. Я поперхнулся и закрыл лицо руками. Или просто схватился за голову. Глеб привстал, и из его сжатого маленького кулака ударил тонкий прямой луч. Морда лопнула, заходясь истошным ревом, сверху хлынула густая болотная жижа, и я наконец-то потерял сознание…
– Рыжий, ты в порядке?
– Да-да, – забормотал я, не открывая глаз, – да, сейчас, ты его сжег, Глебушка, сжег, чтоб ты… жил сто лет, сжег все-таки…
– Сжег, сжег, сам дурак. Бери шинель, пошли домой. А где твоя пушка?
– Там, на балке лежит.
– А зачем ты ее там оставил?
– Чтоб тебя ненароком не спалить.
На лице Глеба отразилось такое детское искреннее недоумение и обида, что остальные пункты моей речи испарились сами собой. Я опустил глаза на до сих пор сжатый кулак Глеба, Глеб проследил мой взгляд и медленно разжал пальцы. На ладони лежала старенькая, хорошо мне знакомая газовая зажигалка. Так. Раз в сто лет и зажигалки стреляют. Газовые.
– Знаешь что, пошли-ка к нашим. Может, и дойдем.
Дошли на удивление тихо. Видимо, наш лимит был исчерпан. В окне второго этажа маячил злобный Андрюша со здоровенной автоматической винтовкой на плече. «Вооружились, – подумал я, – решили ребята – пробьемся штыками…»
– Они тут стреляли, – заметил вдруг Глеб, до того подавленно молчавший. – Вон пятно выжженное. И пролом новый в стене. Даже два.
Андрей в окне лихо клацнул затвором.
– Стой, кто идет?
– Очки поправь. Мы с Глебом.
– Стойте, где стоите.
– Ты что, сдурел?! Может, ты еще и стрелять будешь?!
– Сунетесь – буду. Обязательно.
– !..
– А какого черта вы сами в нас палить начали?!
– Мы? Когда?..
– Да минут десять назад.
Мы тупо уставились на имевшие место в фасаде дома рваные дыры с загнутыми обгорелыми краями.
– Двойники, – тихо сказал Глеб. – Марионетки.
Из одной дыры высунулся всклокоченный Олег.
– Пусть идут, – сказал он Андрею и снова исчез.
Андрей поднял свое орудие и направил на нас. Смею заверить, довольно точно. Сунув свое оружие за пояс и подняв, как дураки, руки, мы направились к дому. В дверях нас поджидали девочки.
– Все в порядке, – радостно завизжали они, – это Рыжий с Глебом, тихие, больше не стреляют…
Сверху спустился Олег. Из-за спины у него на метр высовывался длинный самурайский меч в лаковых ножнах с иероглифами. Пусти козла в огород… Он и раньше был помешан на всякой восточной экзотике.
– Ты бы лучше танк сочинил, – проворчал я. – На кой тебе меч?
– На стенку повешу. Когда вернемся, – хладнокровно заявил новоявленный самурай. – Рассказывайте.
Глеб почти ничего не помнил, и говорить пришлось мне. И про пальбу, и про монстра. И про стреляющую зажигалку. К концу моего сбивчивого изложения Олег, до того расхаживавший по комнате и грызший ногти, резко остановился.
– Ша, урки! Есть версия. Как вам нравиться идея теста? Теста на агрессивность. Или что-нибудь в этом роде…
– А попроще нельзя? – взмолилась Кристина.
– Можно и попроще. Понимаете, в нас всех сидит страх. И во всех – разный. Я, например, не люблю червяков, а Броня, допустим, червяков обожает, но боится вампиров. («Я не боюсь вампиров!» – запротестовала было Броня, но ей сунули новое яблоко, и протест был аннулирован.) Рыжий от вампиров без ума, сам на упыря смахивает, а драки на улице может испугаться. И со страха полезет воевать. Это все страх личный. А когда мы вместе, то появляется страх коллективный. Этакий синдром толпы. И он многое способен продиктовать…
А теперь смотрите. Толпе подкидывают движущийся отвратительный мазут. Скорее всего, неодушевленный, но кто об этом думал?! Общий страх дает посылку – спастись! – и результат не замедлил сказаться. Рыжий спалил врага подвернувшимся лазером. Страх потребовал оружия, это доминанта любого страха – и оружие появилось.
Но с появлением оружия страх автоматически усиливается, он требует действий – и Глеб, сам не сознавая этого, начинает стрелять по Рыжему. Заметьте, не попадая в него! То есть, наша смерть никому пока не нужна. Рыжий не выстрелил в ответ – и выиграл. Оба остались живы.
Только эхо Глебовых выстрелов аукнулось у нас – их двойники обстреливают дом, и мы отвечаем им тем же. Глеб поднимал пистолет бессознательно, мы же знали, на что идем – и над разведчиками появляется монстр, итог нашей агрессивности, нашего страха, и на этот раз – итог одушевленный, живой, но нечеловечески живой.
Наверное, если бы мы убили двойников, то Горыныч сожрал бы Глеба и Рыжим закусил, но нам хватило ума дать залп поверх голов, что заставило Глебову зажигалку выполнять совсем не свойственные ей функции. Все опять живы, эксперимент продолжается. Только не спрашивайте, кто его ставит. Не знаю… да и знать не очень-то хочу…